– Бодритесь, Стефания! – воскликнул Стэнли. – Ваши родители уже не вернутся в любящие, нежные объятия, но скоро, дорогая леди, справедливость восторжествует. Мы верим: суд мудр, суд назначит повторное разбирательство. Вам возвратят брата, Стефания!
И Стэнли Корфф возвратился на свое место рядом с Максом Саверо. Какие-то мерзавцы зааплодировали.
– К порядку! – Судья Фултон постучал молоточком. – Благодарю вас, мистер Корфф. Я удаляюсь. Слушание продолжится после перерыва.
Прокурор пересек зал суда и спустился по мраморной лестнице. Он старался шагать не спеша, чтобы не создалось впечатление панического бегства; раздвигая толпу журналистов, Роббинс решительно продвигался к порталу парадного входа.
Снаружи моросил январский дождик, унылый, под стать настроению молодого человека. Леденящие мерзкие капли, падающие с низких серых небес, не несли в себе очищения. Как всегда, разительный контраст между великолепным зданием суда и замусоренными улочками Хьюстона напомнил Роббинсу, что высокие идеалы слишком часто возводятся на грязи и слякоти. Повторное слушание окажется пакостным делом.
Пресса постепенно отстала. Вместо того чтобы преследовать Роббинса и его помощников, журналисты устремились вдогонку за неистовым Стэнли – у этого всегда наготове скандальные разоблачения. Только растрепанный Джон Бартон из «Хьюстонз тайм» по-прежнему трусил рядом: это из-под его пера в прошлом месяце вышла статья о коррупции в полицейском управлении. Журналист обогнал Роббинса и шагнул ему навстречу.
– А что свидетели, мистер Роббинс? Они готовы давать показания?
– Повторное слушание еще не назначено. Догадки строить рано.
– Да бросьте вы, Роббинс! Все знают: пересмотр дела состоится. Вы единственный человек во всем Хьюстоне, который отказывается это признать!..
Только публично, подумал про себя Роббинс, обгоняя Бартона и подходя к старинному каменному особняку, где располагался офис прокурора.
– Прости, Бартон. Комментариев не будет.
– Сью Гарднер взяла самоотвод. Как насчет остальных свидетелей? – крикнул Бартон ему вслед.
Как насчет свидетелей? Этот вопрос мучил Роббинса с того самого момента, как возникла возможность пересмотра дела. Обвинительный приговор был вынесен на основании показаний пяти очевидцев; сейчас ими занимается программа защиты. Как верно указал журналист, Сью Гарднер, едва не погибшая из-за коррупции в полицейском управлении, от повторной дачи показаний в суде отказалась. Второй из пяти, Майкл Джордан, убит. Осталось трое – бухгалтер, бывшая фотомодель и официантка. Отряхнув мокрый плащ, Роббинс надавил на кнопку вызова лифта и повернулся к помощникам.
– Как только поднимемся в офис, сразу начнем готовиться к повторному разбирательству. Первым делом надо связаться со свидетелями.
– Может, судья Фултон не согласится на пересмотр дела, – проговорила Эмма Броуди, миниатюрная, застенчивая женщина, еще и года не проработавшая в офисе прокурора.
Эмма явно не теряла надежды. Неужели она настолько наивна?
Двери лифта распахнулись. Здесь начиналась святая святых, куда не допускались ни репортеры, ни фотографы, ни праздношатающиеся. Тишину нарушал только приглушенный гул голосов занятых своим делом юристов, ассистентов, экспертов.
И вдруг из-за приоткрытой двери донесся гневный женский голос, что-то возбужденно доказывающий:
– Если вы думаете, что схватили настоящего убийцу, вы выжили из ума! Я этого не допущу! Нет, мэм, не ждите!
– Если вы не уйдете, я попрошу, чтобы вас вывели силой.
– Только не надо угроз, мисс Нильсен. Я же пытаюсь помочь вам!
Роббинс переступил порог.
– Что тут происходит?
Хрупкая девушка развернулась так стремительно, что ее иссиня-черные кудряшки взметнулись вихрем. Ярко-синие глаза вспыхнули. На губах заиграла лукавая усмешка. Какое знакомое лицо!..
– Привет, Роббинс. Сколько лет, сколько зим!
– Прошу прощения, мы разве знакомы? – Подбоченившись, девушка вздернула подбородок.
– Обижаешь, красавчик! И это после стольких ночей, проведенных вместе! Разве нас не связали навеки «альковные тайны»? Не совсем в том смысле, конечно...
В памяти у прокурора прояснилось, словно из-за облака выглянуло солнце.
– Конни Грант?
– Она самая.
Три года назад для официантки Конни Грант бар-ресторан «Афродита» в центре Хьюстона был настоящим раем. Кухня ослепляла чистотой. Повара в высоких белых колпаках и белоснежных передниках – мастера своего дела. А чаевые? Чаевые превосходили самые смелые ожидания!
Конни обожала наплыв посетителей во время ланча. Аромат свежей выпечки смешивался с острым запахом копченых колбас и специй. Овощи – красные перцы, зеленые кабачки, сочные фиолетовые баклажаны – казались сорванными только что с грядки. Не то что в замусоренных вагонах-ресторанах, где Конни приходилось обрывать увядшие листья салата и всячески ухищряться, чтобы никто не заметил: еда – сущая дрянь, жир пополам с песком. Вот «Афродита» – классное заведение! Темное дерево и приглушенный свет нравились дамам, а джентльмены упивались запретным ощущением причастности к неким альковным тайнам.
Альковные тайны, повторила Конни про себя. Сегодня ее словарь обогатился этим словосочетанием, и ей нравилось, как оно звучит.
Картинно покачивая бедрами, девушка прошла через весь зал и доставила заказ на так называемый альковный столик в углу. Салат из креветок с майонезом – для элегантной дамы в ослепительно-белом костюме, стоимость которого, надо полагать, превышала трехмесячный доход официантки. И гигантский сандвич «муффулета» для ее супруга.